— Ну так выйдем на простор, — сказал Мишель. — Слава Богу, места предостаточно...

— Нет, — возразил Пьер, — ветер спадает, и сейчас мы ляжем в дрейф...

— Лучше выбрать сети, — заметил Тони. — Так будет вернее.

— Правильно, и не будем терять время, — подхватил Реми.

Братья Арше уже готовились выбирать на палубу свои рыболовные снасти, когда Жан сказал:

— А вы уверены, что это корабль, плывущий по течению?

— Я не слишком уверен, — ответил Пьер. — Во всяком случае, он движется очень медленно, а его сигнальный огонь расположен над самой водой.

— Может быть, это «клеть»? — предположил Жак.

— Если это «клеть», — откликнулся Реми, — то тем больше оснований избежать встречи. Иначе мы не выпутаемся. А ну, живо тащи сети на борт!

В самом деле «Шамплен» рисковал попортить сети, если бы братья не поспешили вытащить их, не тратя времени даже на то, чтобы выбрать попавшую в них рыбу. Нельзя было мешкать ни минуты: сигнальный огонь уже находился от них на расстоянии не более двух кабельтовых.

«Клетями» в Канаде называют плоты из бревен, соединенные из шестидесяти — семидесяти «связок», то есть секций, общая масса которых составляет не менее тысячи кубических футов. С момента, когда после ледохода река становится судоходной, вниз по течению к Монреалю и Квебеку сплавляется большое количество таких «клетей». Их отправляют из тех обширных западных лесов, которые составляют неисчерпаемые богатства канадской провинции. Только представьте себе эту плавучую махину, выступающую из воды на пять-шесть футов, похожую на огромную палубу без мачт. Плот состоит из стволов, прямо на месте отесанных топором лесоруба или обработанных в виде тесин и досок на лесопильнях, поставленных у водопадов Шодьера, на реке Утауэ. Начиная с апреля и до середины октября сплавляются тысячи таких плотов, проходящих стремнины и быстрины [143] с помощью специальных катков, устроенных на дне узких каналов с крутыми берегами. Некоторые из этих «клетей» завершают путь в Монреале, где лес перегружается на корабли, перевозящие его через океан в Европу, но большая их часть спускается до Квебека. Там находится центр деревообрабатывающего производства, ежегодный доход от которого исчисляется в двадцать пять — тридцать миллионов франков, к большой выгоде канадских лесоторговцев.

Само собой разумеется, что эти бревенчатые плоты сильно затрудняют речное судоходство, особенно когда плывут по рукавам, зачастую очень узким.

Предоставленные, как это часто бывает, воле приливов и отливов, они делаются почти не управляемыми. Таким образом, корабли, рыболовные баркасы и прочие суда должны сами оберегать себя от них, если не хотят столкновений, которые могут причинить им большой ущерб. Вполне понятно, почему братья Арше должны были не мешкая вытащить из воды рыбачьи снасти, оказавшиеся на пути этакой «клети», избежать встречи с которой им мешало затишье.

Жак не ошибся — вниз по реке действительно спускалась «клеть». Прикрепленный спереди фонарь указывал направление, которого она держалась. Плот находился уже на расстоянии не более двадцати сажен, когда «Шамплен» кончил выбирать свои сети.

В это мгновение в ночной тишине раздался звучный голос, затянувший старинную народную песню, ставшую, как отметил Ревельо, поистине национальным гимном, хотя следует добавить — скорее благодаря своей мелодии, чем словам. В певце, который был не кто иной, как хозяин плота, очень легко было по акценту и своеобразной манере произносить гласную «о» угадать канадца французского происхождения.

Он пел:

Жан тотчас узнал певца по голосу, так как подошел к Пьеру Арше, когда «Шамплен» стал табанить веслами, чтобы не столкнуться с «клетью».

— Причаливай! — сказал он Пьеру.

— Причаливать? — переспросил тот.

— Да! Это Луи Лакас.

— Ведь нас будет сносить вместе с ним!

— На пять минут, не больше, — ответил Жан. — Мне нужно сказать ему всего пару слов.

В одно мгновение Пьер Арше, сделав взмах шестом, причалил к плоту сбоку, и «Шамплен» был привязан к нему канатом.

Заметив этот маневр, человек на плоту перестал петь и крикнул:

— Эй, на баркасе, поберегись!

— Никакой опасности нет, Луи Лакас! — ответил Пьер Арше. — Это «Шамплен».

Жан одним прыжком вскочил на плот и оказался возле хозяина, который, узнав его при свете бортового фонаря, сказал:

— Всегда к вашим услугам, месье Жан.

— Благодарю, Лакас.

— Я как раз собирался пересечься с вами в пути, даже хотел попытать счастья встретить «Шамплен», бросив якорь во время отлива. Но раз уж вы здесь...

— Всё на плоту? — спросил Робер.

— Все тут, все скрыто под стволами и между бревными! Припрятано как следует, можете мне поверить! — добавил Луи Лакас, доставая огниво, чтобы разжечь трубку.

— Досмотрщики были?

— Да, в Вершере. Эти ищейки шарили повсюду целых полчаса. И ничего не заметили. Тут все закрыто прямо как в сундыке.

Лакас Луи произнес на свой манер слова «в сундыке» и «бревными», — такое произношение все еще встречается в некоторых провинциях Франции.

— Сколько? — спросил Жан.

— Двести винтовок.

— А сабель?

— Двести пятьдесят.

— Откуда они?

— Из Вермонта. Наши друзья американцы здорово потрудились, и стоило это нам недорого. Только у них были сложности с доставкой груза до форта Онтарио, где мы его и загрузили. Теперь-то все в порядке.

— А как с припасами?

— Три бочки пороха и несколько тысяч пуль. Если каждая прикончит красномундирника, в Канаде их не останется ни одного. Так что «пожиратели лягушек», как нас называют англосаксонцы, слопают их самих!

— А теперь скажи, — спросил Жан, — тебе известно, для каких приходов предназначены эти боеприпасы и оружие?

— Разумеется, — ответил хозяин плота. — И ничего не бойтесь! Никакой опасности, что нас накроют, нет. Ночью, во время самого большого отлива я брошу якорь, а с берега подплывут лодки и прихватят каждая свою долю. Только я не буду спускаться ниже Квебека. Там я должен перегрузить всю древесину на борг «Моравиана», отбывающего в Гамбург.

— Хорошо, — ответил Жан. — Ты сдашь все ружья до единого и весь порох до последней бочки до Квебека.

— Вот так дело пойдет!

— Скажи мне, Луи Лакас, а ты уверен в людях, что плывут с тобой?

— Как в себе самом! Они все — истинные Жан-Батисты [144] , и когда дело дойдет до вооруженной схватки, вряд ли останутся взади.

Луи Лакас говорил «взади» вместо «позади», вероятно, потому что говорят «впереди», а не «попереди».

Тут Жан протянул ему несколько пиастров, которые славный сплавщик, не считая, опустил в карман своей просторной робы.

Затем последовало крепкое рукопожатие, и Жан снова очутился на борту «Шамплена», который пошел в сторону левого берега. А плот продолжил свой путь вниз по реке, и было слышно, как Луи Лакас опять запел своим зычным голосом:

Час спустя начался прилив, к тому же поднялся ветер. «Шамплен» поплыл между многочисленными островками, образующими границу озера Петра, и, обогнув одно за другим побережья графств Жюльет и Ришелье, расположенных друг против друга, стал делать остановки в прибрежных деревнях графства Монкальм и графства Вершер, женщины которого в конце XVII столетия так отличились храбростью при защите форта, когда его атаковали дикари.

Во время стоянок Жан посетил предводителей сторонников реформ и смог лично ознакомиться с умонастроениями жителей. С ним неоднократно заговаривали о Жане Безымянном, за голову которого было назначено вознаграждение. Где он сейчас? Появится ли, когда начнется битва? Патриоты рассчитывали на него. Несмотря на постановление генерал-губернатора, он может не опасаться появиться в графстве хоть на час, хоть на день — здесь перед ним будут открыты все двери!